«Дневник убийцы», изначально вырядившийся функцией по заполнению прайм-таймовых брешей телеэфира, спустя десять лет оказался под неожиданными грифами «недооценённое», «незаслуженно невспоминаемое». С хорошими вещами такое бывает: не успеешь запомнить в подробностях, как уже беспамятно любишь; не успеешь, отношение своё нежное закрепить повторными ознакомлениями, как оказывается, что объект восхищения — фантом, раритет и погоревшая рукопись. Но век у нас не девятнадцатый и, даже не двадцатый, а посему, что записано на цифру — обречено жить в легионах безымянных болванок. Обречено быть случайной строкой в реестрах созданного именитым Кириллом Серебренниковым. Рядовой сериал о двенадцати эпизодах в списках шедевров не значится. Ну и пусть! Пусть считают «авторских» изображённых жертв с юрьевыми днями — вехами и откровениями, которые, по сути — сущее ничто в режиссёрском скарбе по сравнению с «забытой» заказухой от федеральной кнопки на дистанционном пульте.

Николай Воинов не помышлял о славе или вечности, когда фиксировал свою нелепую исповедь на страницах безымянного винтажного, по нынешним меркам, носителя — тетради именуемой дневником, кои вели раньше все добропорядочные люди именующие себя интеллигентным сословием. Дворяне к тому времени вышли, а господа ещё не успели окончательно обратиться в товарищей. « Я убийца. Я убил пять человек». И это в 1918-1919 году…когда убивали все. Из наганов или указующими перстами. За дело революции, за «боже царя храни» или по шкурному интересу. Время такое было, смертоубийственное. Право на счастье устранили, как и букву «ять». Позволение дано на самое страшное. Счетчик грехов стабильно на нуле, т. к. в роли счетоводов — безумцы. Божья жница — блаженная девка указала его 35-м замыкающим, потому что 36-му быть не случилось. А комиссар Роза вложила ему в руки маузер и сказала стрелять других пятерых, ставших в строй волею жребия. Но, ни студент Воинов, ни красные палачи не знали, что эти пятеро уже встречалась с костлявой кумой и ею же остались помилованными. Снова жребий. Снова случай, который отныне уместнее звать закономерностью. «Я есть случай. Я есть судьба». Страдальцу Коке ещё предстоит прийти к этим разрушительным выводам, плетясь неспешными шажками по паутине окаянных дней умирающей Империи. Осознавая себя то — пауком, то — мухой, он не отличит подарков судьбы от её проклятий. Не поймёт, гдё нежданность, а где неизбежное. Но Кока успеет влюбиться, успеет быть любимым, успеет познакомиться с Блоком, успеет не раз спастись от верной смерти и наконец-то узнать правду о том страшном дне, обглодавшем душу Николая Воинова, о котором сам герой теперь уже рассуждает только в 3-м лице, только как о живом мертвеце.

Менее чем через век, в том же городе, где всё началось, история повторится. Спасённые счастливчики начнут умирать повторно и на этот раз безвозвратно, но счетовод в этот раз — не лик хаоса, а идейный мокрушник. Букву «ять» в обращение не вернули, время не перестало быть окаянным. Быть маньяком — дело обычное, а убиенных никто уже не путает с убитыми. Записки бывшего студента, исполненные боли и отчаяния будут служить хладнокровной методичкой к действию уроду нового времени.

Пласт первый. Декадентская монохромная гладь под эгидой аутентичного Кирилла Пирогова в роли Воинова, с прописью поверх картинки, с закадровым голосом, с повторяющимся текстом. С литературным духом Бунина, Набокова, Газданова, Шмлёва и в особенности Агеева. «Роман с кокаином» без кокаина (почти) и в других сюжетообразующих обстоятельствах (почти).

Пласт второй. Крепкий детектив, с достойной интригой, с отточенными диалогами и самобытными типажами. Завершение недожато, малость клишировано, но вполне добротно.

Пласт общий. Кинематограф — как кладовая снов, мечтаний и впечатлений. Кинематограф — как зеркало правды и орудие лжи. Ключевой расстрел запечатлеет для истории допотопный аппарат с крутящимся рычагом. Убийства в нулевых останутся призрачными видениями в формате vhs, в режиме sp. Фильмы и хроники — те же дневники, рукописи, которые не горят. Которые имеют собственные почерка, собственный ход мыслей, собственные взаимоотношения со временем. Отношения эти изменчивы и изменяемы. Как и соотношение случайностей с закономерностями.